– И ты была на свадьбе! – констатировала я, понимая, что с осознанием этого что-то внутри меня умерло. Слишком уж подробно Карина знала о происходящем.

– Была подружкой невесты и подносила кольца! – печально усмехнувшись, сказала она, но затем, увидев что-то в моих глазах, охнула и ошарашенно сказала: – Боже, Настя… Мне сказали, что ты просто не захотела прийти, потому что против моей мамы… Неужели тебе не сказали?!

– Не сказали! – грубо закончил разговор Морган, заставляя Карину вздрогнуть и отступить назад. От его голоса мурашки прошлись не только по моей спине, но, судя по лицу Карины, девушка встрепенулась, едва заметно подпрыгнув на месте. – Я, конечно, делаю скидку на ваше хилое образование, детский нрав и недостаток достойного окружения, но, по-моему, даже ребенку стало бы понятно, что такие новости не сообщают на похоронах. Или вы скажете, что не заметили удивление на лице Насти?

– Я думала, что она не знает, КОГДА была свадьба, а не что она ВООБЩЕ была! – гордо вздернув подбородок, сказала девушка. Ее маленькие кулачки сжали края платья, а на глазах навернулись слезы. Мне стало жаль подругу, ведь сейчас она казалось уязвимым ребенком, которого вроде как незаслуженно обидели. Незаслуженно ли?.. Тем временем она решила закончить разговор и, подняв руку с кольцом, обижено глядя на меня, отчеканила: – А ЭТО подарил мне отчим в честь родства и принятия в семью. Если бы ты просто спросила и объяснила, я бы могла отдать тебе его в знак памяти.

Она развернулась и гордо ушла к матери. Я проследила, как Карина бережно прижала женщину к себе, позволяя спрятать слезы от общественности.

– Ты видела Маришу, – констатировал мужчина, поворачивая меня к себе. – Не хотел говорить тебе и портить настроение, но она приходила, чтобы…

– Не стоит! – слишком грубо прервала я Моргана, не желая слышать истинную причину пребывания его бывшей девушки на похоронах моего отца. Какой бы она не была, это не оправдание. И даже тот факт, что Пол впервые удостоил меня подробностями своей жизни, не убавлял моей злости. – Единственное, что меня напрягло – у нее нет пригласительного. Она не приближена к нашей семье, а отец не любил чужаков. Но раз так произошло… Что же, пройду к администратору и попрошу выделить для Мариши столик. Надеюсь, она не обидится, что свободный остался только рядом с дамскими комнатами?

Я сделала шаг в сторону, но Пол не дал мне уйти. Его руки слишком сильно вцепились в бедра и потянули на себя, пока глаза сверлили во мне дырку.

– Тебе придется слушать и слышать то, что я тебе говорю. А еще говорить со мной: делиться проблемами, размышлениями и даже радостями! – отчеканивая каждое слово сказал он, а затем, слегка ослабив хватку, добавил: – Потому что скоро ты уже никуда не денешься.

– О чем ты? – испуганно шепнула я, ощутив новый прилив тошноты и головокружения. Люди вокруг поглядывали на нас странно и были на то реальные причины. – Морган, ты в курсе, что мой отец вообще-то умер? Что за любовь к угрозам и запугиваниям…

– Никаких запугиваний, куколка. Лишь холодная констатация фактов и попытка отвлечь. Как твой желудок? – немного расслабившись сказал он, а затем, придвинувшись ко мне вплотную, подарил легкий поцелуй в губы и погладил живот. В этом действии не было сексуального подтекста, скорее поддержка, на которую Пол был способен в данный момент. Клянусь, я услышала, как пара дам вокруг запричитали и заохали. Только вот, не подозревая этого сама, я немного расслабилась. А ведь еще нужно первой говорить речь перед сотней приглашенных и, наконец, подойти к гробу отца…

– Пора сказать свое слово… – испуганно отступая назад, прошептала я, а затем, получив уверенный кивок Моргана, отправилась в небольшой приватный зал, где оставила свои вещи после приезда.

Подхватив со стола маленький сверток, я в последний раз набрала полные легкие воздуха и, опершись спиной о дверь, собрала мысли в кучу. До сих пор в голове не укладывалось, что именно сейчас я должна буду сделать, но другого выхода не видела. Папа нуждался в этом – как бы странно это не звучало, но ему нужна моя поддержка.

Уже через минуту я шла по залу, не глядя на людей. Прямо к цели. Мимо меня проходили люди, но я не видела их, словно это были лишь черные тени. Был только он, красный гроб, внутри которого лежал мой родной человек. И я должна была принять тот факт, что его больше нет. Что это прощание – единственная дань, которую я могу ему отдать…

На небольшой сцене стоял микрофон. Его поставили специально, чтобы мое прощание слышали все вокруг. Только сейчас он сыграл злую шутку… Я замерла в двух шагах от Дмитрия Валевски и лишь тогда решилась поднять глаза: белая кожа, макияж покойника, зализанные гелем, неестественно черные волосы. Мумия, маска, пародия на его истинно мужскую сущность… Мне сказали, что человек, который подготавливал отца в последний путь, лучший в столице, но теперь я сомневалась в его здравом уме. Конечно, у меня не было богатого опыта вида покойников, но Дмитрий Валевский выглядел не собой.

Из горла вырвался хриплый стон, ноги подкосились, заставляя едва ли не упасть на закрытую часть гроба.

– Прости, пап… Я не проконтролировала это так, как должна была… – шепнула я. – А знаешь почему? Не верю, что тебя больше нет. Все жду, когда мне скажут, что это твоя очередная жестокая шутка. Что ты просто… Не знаю! Уехал куда-то, сбежал от налогов или полиции таким изощренным способом… Но смерть? Черт, она вообще тебе не к лицу.

Только договорив последнее предложение и услышав, как эхо разнесло слова по всему залу, зажмурилась от ужаса. Было чувство, словно теперь я стояла без кожи на виду у сотен людей и дискредитировала отца. Разве он достоин этого?

Мне понадобилось около двух минут в гробовой тишине зала, чтобы вернуть самообладание и накинуть маску, по которой нельзя понять эмоции человека. Затем, погладив руку папы, я подхватила сверток и повернулась к людям.

Все смотрели на меня. Кто с насмешкой, кто с интересом, а кто-то просто равнодушно следил хоть за каким-то действием в зале. Меня поразило сочувствие в глазах Карины, отрешение в образе Анны и Пол… Он стоял у самой сцены и словно ждал, когда мне понадобится его помощь. И, несмотря на ядовитые смешки и переглядывания Саманты с Линдой, я черпала энергию именно от Моргана.

– Всем спасибо, что пришли! – немного придвинувшись к микрофону, сказала я. Кто-то нагло отсалютовал бокалом, а кто-то просто приободряюще улыбнулся. – Странно видеться на подобном мероприятии, правда? Еще вчера вы наблюдали шоу с мазутом, а сегодня уже провожаете компаньона в последний путь… Знаете как сложно подготовить речь к чему-то подобному или хотя бы просто… подготовиться? Я долго пыталась написать что-то, заучить, рассказать… Но затем подумала, что бы сделал отец? Дмитрий Валевски? – сделав небольшую паузу, я опустилась к свертку и аккуратно развернула его, стараясь не порвать мелкие бусинки. На глаза навернулись слезы, но решила – бессмысленно их уже прятать. Немного приподняв вещь, я показала ее людям вокруг и усмехнулась. – Вы ведь не ожидали детского платья пятилетнего ребенка, правда? К тому же грязного и разрисованного… Но для меня это не просто наряд… Недавно мне приснился день, когда я имела возможность последний раз надеть его. Будучи маленькой девочкой, у которой есть отец и мать. Уют и комфорт. Забота и внимание… Мама была редким гостем дома, да и отец постоянно работал, но в тот день они были со мной и даже почти не ссорились. Я помню, что нарядилась в лучшее платье, чтобы удивить мамочку, а она отругала меня и отправила переодеваться. Тогда я взяла и от обиды разрисовала тонкий белый шелк черным фломастером, затем поняла, что натворила, и расплакалась. В комнату зашел папа и сказал, что материальные вещи не могут определять наше настроение. Они нужны, чтобы облегчать жизнь, а не составлять ее… – дыхание перехватило от воспоминаний и тяжелых для меня слов, но затем я подняла дрожащий палец и указала им на две взрослые росписи. – Родители вместе расписались на нем и сказали, что пусть эта грусть перерастет в некое воспоминание для потомков. Что, когда я вырасту и выйду замуж, мама снова надет это платье и подарит его обратно, а я со своими детьми смогу продолжить традицию… Но уже вскоре она умерла от рака, а отец забыл о своих же предостережениях насчет материальных благ.